Второй путь
Строительство трассы Абакан-Тайшет

В середине 80-х годов на железнодорожной линии Абакан-Тайшет началось новое строительство. И снова, как 20 лет назад, на станции Саянской появились солдаты железнодорожных войск, которые осуществляли работы по укладке и рихтовке второго железнодорожного полотна.

Идут-идут здесь нынче поезда,
И стук колёс на стыках раздаётся.
Пришли восьмидесятые года —
И колея вторая создаётся.
(Махов В.С. —
первый начальник станции «Саянская»)

В 1965 году железнодорожная линия Абакан-Тайшет была принята в эксплуатацию. Но сжатые сроки сдачи не позволили сделать её сразу полностью двухпутной, дорога получилась однопутная с двухпутными вставками. Однако уже через пятнадцать лет после окончания строительства пришлось столкнуться с проблемой исчерпания пропускной способности линии, поэтому в 80-х годах силами строительных батальонов железнодорожных войск по трассе Абакан-Тайшет началось строительство второго пути. Этим занималась 5-я железнодорожная Познаньская Краснознамённая бригада, которая с 1979 года дислоцировалась в городе Абакане Хакасской Республики. Условное наименование — войсковая часть №01662 (в/ч 01662). Сокращённое наименование — 5 ождбр.

1985-1987 года. Служба движения

Участок Унерчик-Саянская-Мана строила войсковая часть, которая дислоцировалась на нашей станции. Первые солдаты разместились в подвале 60-квартирного дома №1 по улице Строителей. Их полевая кухня стояла недалеко — на другой стороне этой же улицы, на пустыре, рядом с насосной станцией. Многие саянцы сохранили воспоминания об этом периоде в истории нашей трассы, о мальчишках-призывниках, которых увезли из дома на какую-то далёкую стройку.

«Строили второй путь молодые пацаны — служащие строительных батальонов железнодорожных войск, — рассказывал Николай Гнилосыров. — Сначала они жили в подвале под красной шестидесяткой. Где-то в ноябре-декабре, было уже холодно и снег лежал, в этом доме прямо посреди ночи произошёл порыв канализации. Ребята крепко спали, когда вода стала быстро прибывать и затапливать помещение. Пацаны выбегали мокрые, в одних подштанниках. Идти им было некуда — стояли, мёрзли. На них было жалко смотреть. Потом они жили в палатках за линией».

О своей печальной истории знакомства с молодым солдатом-срочником рассказала Зинаида Николаевна Яковчук, жительница соседнего дома №3 по улице Строителей.

«Наш сын Слава как-то привёл парнишку из солдат. Подружились они. Придёт тот бывало — ни носок, ни портянок… А зима! Голодный, раздетый! И носки, и чуни какие дам, накормлю… Через нас родители ему посылки посылали: вещи, продукты, конфеты… Они откуда-то с запада, с Украины были. А потом нету и нету его, а посылки стоят. Вдруг, весной или осенью, звонок со станции: приехал отец этого мальчика — не помню уже, как звали, тридцать лет прошло. Он же наш адрес знал. Я Славу отправила, привёл его с офицером каким-то. Они долго на кухне сидели, разговаривали. Я обедом их кормила. Оказалось, погиб парнишка. Офицер рассказывал, что он водителем работал на какой-то большой машине, стал ремонтировать мотор, и капот на него упал. Сразу на смерть. Его уже домой отправили, а мы и знать не знали и посылки хранили. А отец уже потом разбираться приехал, хотел на них в суд подавать. Долго они разговаривали, а потом отец уехал».

О том, как жили военные строители в 1988 году рассказал бывший солдат железнодорожных войск Зульфугар Абдулгасанович Гадиров, который служил в Саянской в 1988-1990 годах.

В армию Зульфугара Гадирова призвали в 1988 году из Азербайджана. На самолёте привезли в Новосибирск, а потом на поезде доставили в Абакан.

«В Абакане всех призывников стройбата распределяли по участкам: кого — в Кашурниково, кого — в Хабайдак, Решёты… Везде были солдаты. Меня направили в Саянскую».

Солдатский батальон стоял в трёх километрах от станции Саянской — у реки Рыбной, на противоположенном берегу от большого карьера. Въезд на территорию батальона осуществлялся с перекрёстка на Усть-Кандыгу, только в противоположную сторону. Буквально в десяти-двадцати метрах от дороги начинались большие щитовые дома — казармы для каждой роты, столовая, дом офицеров. Семейные офицеры жили в круглых вагончиках с двухъярусными кроватями, которые стояли у Саянского железнодорожного вокзала, там, где сейчас привокзальная площадь. Здесь же располагался штабной вагон со связью, он был квадратный. В распоряжении военных была местная связь и связь через коммутатор. На коммутаторе работала Валя Хренникова. Если надо было в Абакан позвонить или ещё куда-то, офицеры приходили в штабной вагон, звонили на коммутатор и просили соединить.

Строительный батальон составляли 4 роты: 3 роты путейцев и 1 рота механиков. В каждой роте было 4 взвода. Занимались они строительством второго пути от Саянской до станции Мана: устанавливали опоры для контактной сети, укладывали второй путь, занимались его рихтовкой. Ещё солдаты занимались строительством абаканской и тайшетской горловины — запасных путей по обе стороны от станции Саянской. Электрический кабель протягивали тоже военные, но они стояли не в Саянской, а в вагончиках, на пути около Маны.

«В других местах, где работали гражданские, помогали машины ПМС, а наши военные строители всё выполняли сами, вручную».

Когда Зульфугар Гадиров прибыл в Саянскую, в батальоне процветала дедовщина.

«На Саянскую из нашего абаканского батальона отправили только 4-ёх человек. Но из других батальонов отправляли тоже, потому что ребята, которые здесь служили, уже были дембелями, и вот-вот должны были уехать. В Саянской нас всех раскидали в разные роты: меня в третью роту, Мамедова, с которым я успел сдружиться, в первую, ещё одного парня — во вторую, а четвёртого парня — в роту механиков, которая стояла в Хабайдаке. Мы здесь даже не виделись. В моей роте было 18 азербайджанцев — дембелей, им оставалось служить всего месяца три. И эти ребята, чтобы перед молодыми не позориться, заставляли их ходить в наряды вместо себя. Первый раз ко мне подошли трое или четверо дембелей, привели в столовую, а там — две чугунных ванны полных посуды… Ложек только, наверно, тысяча штук. Миски были алюминиевые, после мытья их ещё на чистоту проверяли: наливали воду, капали туда йод, и если какое-нибудь пятно проявлялось, заставляли перемывать. Всю посуду нужно было помыть до шести-семи утра, когда повара придут готовить. Я им говорю: «Я не буду мыть!» Они: «Мы придём через час, чтобы всё вымыто было». А это физически невозможно. Я скамеек наставил и уснул на них — 2-3 часа ночи, спать хочется. Через час приходят, слышу, кричат: «Гадиров, Гадиров, ты где? Почему посуда не мытая?» Я говорю: «Я мыть её не буду». Они соединяют несколько солдатских столов, наливают на них мыльную воду, чтобы скользили, завязывают мне руки сзади и за руку по этим столам пускают, лицом вниз. Я катился и падал на пол. Нос разбит, всё в крови… Там раньше был склад, банки стояли железные с огурцами и ещё с чем-то, не знаю — да ещё и открытые. И я падал прямо на них, на их железные лезвия. Раза два меня так дембеля в столовую приводили… Руки-ноги порезаны были, а я всё твердил: «Хоть убейте, никогда мыть не буду». Если один раз уступлю — пойдёт слух, и на следующий день за мной придёт другой, потом третий, четвёртый… Однажды мимо окон столовой проходил замполит батальона, он почему-то не спал, видит там драка, зашёл… Я руку порезанную в карман спрятал, а пол весь в крови. «Что с тобой, солдат?» — спрашивает. Я говорю: «Ничего, упал на эти банки случайно». А он: «Бегом в санчасть!» Мне все руки забинтовали, и я недели две лежал в своей роте, на работу в бинтах не брали. Так они и отстали, а потом разъехались.

Когда они демобилизовались, нас, старших, осталось человек 7-8, а рота пополнилась молодыми — таджиками, туркменами, киргизами. Это очень трудолюбивый народ. Ещё русские там были и украинцы. Азербайджанцев уже не было. В роте установился порядок. Мы, старшие, никого не обижали, приучали к дисциплине, как положено. Одни 7 человек уходили в наряд, а по возвращении — шли другие. Всё по графику, чётко и вовремя: и посуду мыли, и убирали, и дневалили… Такой дедовщины, какая была, когда я пришёл, уже не было. Мамедов стал старшим сержантом. Он уже свою роту в столовую с песней водил. Наш комбат подполковник Тимошенко его очень уважал.

Где-то через полгода службы нашу 3-ю роту отправили на Ману. Нас вообще туда-сюда часто возили. От Саянской путь ложили в сторону Маны, а от Маны вели дорогу в сторону Саянской. Там мне присвоили звание ефрейтора, как старшему в роте, а потом и сержанта. Командир моей роты Ротников меня потом тоже командиром взвода поставил. С Маны нас снова привезли сюда — абаканскую горловину делать.

Здесь, в Саянской, у военных были ссоры с местной молодёжью. Ребята приходили на вокзал к поезду, а потом хулиганили на вокзале, шумели, ходили по путям… Это было запрещено, потому что там офицерский городок был, их вагончики стояли по всей привокзальной площади. Гражданским разрешалось приходить только к прибытию поезда, поезд уходил — всё, все должны были покинуть территорию. Были даже драки. Если вдруг получалась драка, связывались с батальоном, и из батальона ночью прибегали ребята. Выходили на пути и бежали на станцию по железной дороге. Но это всё было до нас, а в последние годы такого не было. Приходили местные ребята с гитарами, просились посидеть где-нибудь в вагончике и, если мы разрешали, они там культурно проводили время, играли для девчат на гитаре.

В Саянской я познакомился с девушкой, Ириной. И мы поженились уже на 1-2 месяце службы. Потом все знали, что у меня жена в Саянской и давали мне увольнение. А когда уволили из армии по истечении срока службы, я вернулся к семье в Саянскую.

В 1990 году второй путь был уже полностью построен, по нему ходили тепловозы. Но принимали путь в начале 1991 года, после электрификации. В день открытия второго пути по нему прошёл первый электровоз. На станции Саянской готовилась торжественная встреча и концерт. На подходе к Саянской электровоз задержался около Калиновки, а в назначенное время вошёл на станцию через западную горловину.

«Когда второй путь сдали, началась передислокация воинской части. Солдаты и офицеры уехали, несколько щитовых домов перевезли, а кое-какие оставили, и столовую в том числе: посуду, котлы, много ещё чего. Я после демобилизации где-то 5-6 месяцев ещё там работал старшим охранником. У меня было 3-4 солдата, которые по ночам дежурили на объекте. А ещё остался один офицер в штабном вагоне. Жили мы в это время возле вокзала, в вагончике, и через штабной вагон держали связь с дежурными солдатами. Если вдруг что, они мне звонили, например: «Местные какие-то приехали, доски берут». Я бегом туда. То что военным ещё нужно было, они потом постепенно загрузили в почтово-багажные вагоны и увезли. А что оставили — местные растащили.

Из солдат этого строительного батальона железнодорожных войск в Саянской остались жить : Гадиров, Польщиков и ещё человек 6-7.

Марина Пряжникова

Источники:

Рассказы Николая Гнилосырова, Зинаиды Николаевны Яковчук, Зульфугара Абдулгасановича Гадирова