Вержба Илья Владимирович
Строитель трассы Абакан-Тайшет

Приближается 1 сентября и я вдруг вспомнил свою школу в посёлке Саянский. Ту, в которой пошёл в первый класс и которую не могу забыть по сию пору. Впрочем, посёлком Саянский стал только в 1979 году, а сначала это был городок 19-й бригады военных железнодорожников, строивших трассу Абакан-Тайшет. Тогда её называли трассой мужества.

«Я частенько думал, что заставляет людей писать мемуары? Теперь я знаю ответ на этот вопрос. Писать мемуары – огромное удовольствие. Однажды мне попалась заметка в интернет-издании «Саянский вестник», рассказывающая о школе, в которой я проучился два первых года, и о посёлке в Красноярском крае, где наша семья жила с 1960-го по 1964-й. Я что-то написал в комментариях… Вскоре пришло письмо от редактора «Саянского вестника». Меня попросили изложить свои детские воспоминания. Я решил написать и, если хотите, исполнить долг перед своим детством и молодостью моих родителей. И вы знаете, испытал гамму прекрасных чувств, погрузившись в собственную биографию. Поверьте, это захватывает», — отметил автор статьи на своей странице в Фейсбуке.

Сразу оговорюсь, что всё ниженаписанное есть мои детские воспоминания. Плюс более поздние рассказы родителей и их друзей. Потому прошу не считать эти записки строго документальным свидетельством времени…

Мне только исполнилось пять лет, когда отца – подполковника Вержбу Илью Владимировича вызвали в Москву и вручили ему предписание о передислокации военного госпиталя, которым он командовал, из города Тырны Украинской ССР в Красноярский край.

Тырны был так называемым «закрытым ящиком», жизнь там была уютная, комфортная и сытая. И вот семья с двумя детьми (ещё и сестра Ольга, ныне покойная, старше меня на 6 лет) должна была отправиться куда-то в сибирскую неизвестность. Об этом отец сообщил по телефону из Москвы, и я помню, как мама расстроилась. Но в армии приказы не обсуждаются, потому приняли назначение как данность. Единственное, что нас как-то успокаивало, так это перевод туда же на должность замкомбрига давнего друга родителей Зелинского. Вроде как вместе веселее и не так страшно.

Лазарет стал готовиться к переброске, мы тоже. В начале лета 1960-го двинулись в путь. Эшелон шёл долго, что-то около месяца, останавливаясь на всех полустанках. Взрослым такое длительное путешествие не слишком по нраву было, а дети, напротив, радовались. На станциях мы гуляли с собаками, для которых в одном из офицерских вагонов выделили тамбур. Наш с Ольгой любимец — боксёр Анго ехал покорять Сибирь вместе с нами.

Летом 1960 года лазарет (так в железнодорожных войсках называют госпитали), командиром которого был мой отец, перебросили на станцию Саянская Рыбинского района Красноярского края. Станция – это я громко сказал. Сначала была просто голая степь. И жили семьи офицеров и солдаты в вагончиках. С той лишь разницей, что офицеры – в купейных, а солдаты – в плацкартных. Но очень скоро стали справлять первые новоселья – построили щитовые финские домики для офицерских семей и барачного типа казармы для личного состава. Затем мы переехали в 8-квартирные дома, а уж вершиной нашего «элитного домостроения» стали 36-квартирные панельки.

Интересный феномен. Несмотря на тяжёлые бытовые условия, жили весело и без семейных скандалов. Забегая вперед, скажу, что мои родители четыре года, проведенных в Красноярском крае, считали лучшими в своей жизни.

Случалось всякое. К примеру, мой отец, чей послужной список в армии (начиная с фронта) был безупречным, получил за первые годы в Саянской сразу два строгих выговора по партийной линии. От большего наказания его каждый раз буквально спасал комбриг. Что это были за случаи?

Первый произошёл первой же осенью. Или в конце лета. Приехала какая-то комиссия из округа. Она инспектировала ход обустройства. Отец шёл позади главных инспекторов в «свите». В какой-то момент начальник стал возмущаться, что ленинская комната в лазарете медленно строится и оснащается. На что отец ответил, что, мол, какая к чёрту ленинская комната, когда в преддверии холодов для личного состава ещё не созданы нормальные условия. Он (мне потом несколько раз подтверждали свидетели) именно так и сказал: «какая к чёрту». Это был первый строгач. Согласно уставу, выговор сняли через полгода.

О втором. Лазарет – лечебное учреждение, хоть и в армии. А это значит, что больным и травмированным требовалось усиленное питание. С ним возникали проблемы. И вот отцу пришла в голову мысль сделать своё подсобное хозяйство. Он нашёл среди солдат-срочников сельских пареньков и общими силами в лазарете стали разводить куриц, кроликов и ещё какую-то живность. Разумеется, на отдельной территории. Командование бригады идею поддержало, но кто-то «стукнул» наверх. В общем, отец получил второй в своей жизни выговор. За мелкобуржуазные настроения во вверенной ему части. От увольнения вновь спас комбриг. Кстати, хозяйство втихую сохранили. Более того, некоторые офицеры последовали этому примеру и завели своих животных, чтобы было мясо, молоко, яйца. Мы тоже. У нас были кролики и курицы.

Я, как и другие офицерские дети, особенно мальчишки, любил ходить в часть к отцу. Частенько нас кормили в солдатской столовой. Пища была самая что ни на есть простая: щи, каша, чёрный хлеб, масло. Но рядом с солдатами такие обеды съедались мгновенно и казались вкусными, что очень удивляло родителей.

На Новый год в лазарете устраивали общую ёлку. Никаких сценариев, готовили только отдельные номера. Но какое же это было веселье. А под занавес – главное событие, нами особенно ожидаемое. Каждому ребенку предлагалось снять с ёлки и забрать себе одну игрушку.

Помню нескольких солдат и офицеров лазарета. Так, был солдат Григорий Вальд. Он из Риги. Как говорят, маменькин сынок. Отец быстро понял, что за ним надо приглядывать особо, чтобы парень не пропал. Ну не приспособлен он был к тяготам армейской жизни, что тут поделать. Зато «по наследству» получил от своего отца профессию зуботехника. Без специального образования, на одном опыте. И отец прикрепил его к стоматологам. Кроме того, Гриша был постоянным нашим гостем. Мама его подкармливала, а он с удовольствием занимался с нами: со мной и Ольгой.

За такое отношение отец стал для матери Гриши как второй сын. После демобилизации Вальда его семья звала нас отдохнуть в Юрмале. Они там снимали на лето большой дом и нам тоже хватало места. Мы пару раз ездили все вчетвером на Рижское взморье. Однажды был случай, о котором стоит рассказать особо.

Мы загорали на пляже, наслаждаясь солнышком и морем. Вдруг Ольга говорит: «Что это за люди там?» Мы все посмотрели в направлении её пальца и увидели группу мужчин, одетых явно не для загара. Ещё через минуту Ольга вскрикнула и побежала навстречу идущим. Тут уж и мы поняли, кто такие эти люди. Тот же Гриша обзвонил всех бывших солдат лазарета, живших в республиках Прибалтики. И все они приехали к нам в гости. При этом привезли кучу всяческих подарков. Так что обратно мы везли целый чемодан бутылок, конфет, сувениров…

Интересно, что много лет спустя, уже в США я нашел Гришу и его семью. Я стажировался в небольшом городке близ Чикаго, а они жили под Дейтройтом. Мы сначала долго говорили по телефону, они плакали, узнав, что отец умер. Через некоторое время я отправился к ним. И провёл в гостях несколько дней. Это были дни радости и скорби пополам.

Надо сделать такое отступление. Отец свято верил, что армия является лучшей школой интернационализма для молодых ребят. Потому из новобранцев он обязательно отбирал к себе в часть представителей разных республик. У него в лазарете служили кавказцы, азиаты, естественно, русские, украинцы. Были и прибалты. И я не помню, чтобы на национальной почве возникали какие-либо трения.

Служил в лазарете и солдат-срочник по фамилии Тишкариди. У него были поистине золотые руки. Помню, что в баню, которую он сделал в вагончике, потом ходили не только лазаретские, но и из других частей бригады. Туда даже водили приезжее начальство. Тишкариди буквально не выходил из своей мастерской. Там он делал что-то по службе, а в свободное время мастерил разные вещицы для детей. Мне, к примеру, он сделал из дерева точную копию автомата ППШ и клюшку для хоккея с мячом. И автомат, и клюшка «прослужили» мне долго, я даже взял их в Волгоград, куда мы переехали летом 1964-го.

Из-за Тишкариди отец мог получить наказание посерьезнее строгача. Дело в том, что тот буквально бредил морем. Он списался с тихоокеанским торговым флотом и оттуда пришёл ему вызов. Но беда состояла в том, что корабль должен был отправиться в плавание почти за месяц до окончания срока службы. И тогда у Тишкариди пропадал целый год. Отец долго думал, а потом решил взять на себя ответственность и демобилизовать солдата раньше положенного времени. И всё бы закончилось тихо, но снова кто-то бдительный сообщил наверх о вопиющем нарушении. Ситуацию усугубляло то, что после отъезда Тишкариди из городка, от него не было ни слуха, ни духа. Уже назначено было заседание парткома с персональным делом. И надо же было такому случиться, что за день или два до заседания пришло письмо от капитана корабля, который благодарил отца за подготовку замечательного моряка. В общем, дело замяли, просто пожурив.

Помню капитана Загородникова. Он был не только отличным хирургом, но и очень компанейским человеком. Плюс к этому он хорошо играл на нескольких музыкальных инструментах. И был, как я понимаю, хорош собой. Во всяком случае все девчонки-старшеклассницы старались обратить на себя его внимание.

Кстати, именно Загородников и Вальд, который тоже был одарён музыкальными способностями, создали настоящий оркестр, который у нас все сравнивали с утёсовским. Для оркестра командиры в Москве и Красноярске искали музыкальные инструменты, костюмы. Всё это тогда было в дефиците, так что приходилось много писать и ходить по кабинетам. Но в итоге, когда оркестр предстал перед нами на сцене, в клубе яблоку негде было упасть. Иногда в городок приезжали профессиональные концертные бригады, что неизменно становилось событием для неизбалованных на развлечения саянцев, но и своих музыкантов все любили и с удовольствием ходили на их концерты.

Расскажу немного о нашей школе. Она сначала «квартировала» в клубе 44-го батальона. Точнее – в части клуба. Это был просто барак. Туда я впервые и пришёл первоклашкой. И, знаете, никто не жаловался на условия. Ведь наши родители были привыкшие к фронтовой и к трудной военно-тыловой жизни. Наша школа быстро стала одним из главных центров гражданской жизни городка. Но в клуб за знаниями я ходил недолго.

В 1962 году в городке произошло событие исторического значения. Была сдана новая трёхэтажная школа. Возводили её армейские строители, а мы помогали им как могли. Старшие работали на субботниках, а мы, помню, тоже помогали по мелочам, на подхвате.

Чем мне особенно запомнилась моя сибирская школа, тем что это был в буквальном смысле «наш второй дом». Мы часто оставались после уроков, мастерили что-то, готовились к праздникам, а потом их вместе с родителями радостно отмечали.

Военные жили в городке, без преувеличения, одной дружной семьёй. Праздники были общие, беды — тоже на всех. Помню, однажды мы всем посёлком хоронили сапера — майора Лукашевича и, по-моему, ещё сержанта, фамилию которого я не знаю. Они вдвоем предотвратили крушение моста на реке Мана во время ледохода. Проститься с ними пришли все, от мала до велика. И помню, как отец потом ездил по всяким организациям, хлопоча о пенсии для дочек майора. По неведомым мне бюрократическим причинам сделать это оказалось непросто.

Через какое-то время одна из станций трассы Абакан-Тайшет была названа именем бесстрашного сапёра, фронтовика и нашего земляка Бориса Лукашевича. Он совершил подвиг и его имя увековечено, также как и имена трагически погибших ещё в ноябре 1942-го изыскателей, которые прокладывали эту трассу через непроходимую тайгу — Кошурникова, Стофато, Журавлёва. Имена этих героев мы тоже знали с малолетства.

Однажды неподалеку от станции Саянская перевернулся поезд. Он был из трёх, если не путаю, вагонов, набитых битком. И так случилось, что ближайшее медицинское учреждение – лазарет моего отца. Что там происходило в течение нескольких дней, трудно описать! Привозили раненых. Их размещали в палатах, в коридорах — везде, где только возможно. Отец несколько дней не ночевал дома, хотя лазарет находился от него в десяти минутах пешего хода. И люди приходили или звонили с одним вопросом: нужна ли кровь? Об этом в городке говорили долго, крушение поезда стало и нашей бедой.

Школа была предметом особой заботы командования 19-й бригады и, как сейчас говорят, лично командира полковника Матвейкова. Запомнил его, потому что мои родители дружили с комбригом и его женой Еленой Викторовной (если не путаю). Мы частенько бывали у них в квартире, а они у нас. Я даже много лет спустя, уже будучи студентом, останавливался на несколько дней у Матвейковых в Москве. Полковник стал генералом и заместителем командующего железнодорожными войсками.

С продуктами в то время было, мягко говоря, не очень здорово. К примеру, конскую колбасу привозили в маленький военторговский магазинчик к праздникам. А другой не было вовсе. Из конфет мы, в основном, знали подушечки и пару видов карамели. Правда, были печенья и пряники — почему-то всегда жёсткие, их приходилось размачивать в чае. Но в школу нам подвозили молоко и свежеиспеченные булочки. Это были обычные «пустые» булочки, но нам они очень нравились, и мы уплетали на переменах по две-три штуки.

Заботились военные и об оснащении школы. По крупицам собирали, где что можно было найти. Чтобы у нас всё было не хуже, чем в городах.

Ещё не могу забыть такой штрих нашей тогдашней жизни. В школе или в играх на улице не было деления на старших и младших. Всем находилась своя роль. А уж, чтобы обидеть или тем паче ударить младшего – это вообще никому и в голову прийти не могло.

Городок, конечно, жил по строгим военным законам. Но для нас, детей, делалось исключение. Мы могли перемещаться по территории частей бригады практически свободно. И мы пользовались такой возможностью. Скажем, охотно бывали в конюшне. Ребята и девчонки постарше даже катались на лошадях, таких как я сажали посидеть, не более. И все немного (или много?) завидовали сыну командира 44-ого батальона (кажется, его фамилия была Леонтьев), который умел скакать на лошадях как заправский гусар.

Ходили в гаражи, нас пускали посидеть в кабинах автомобилей, тракторов, покрутить руль, подергать рычаги. И, знаете, такие визиты были в радость не только нам, но и солдатам. Наверное, они вспоминали свой дом, своих младших братьев или сестёр.

В Саянской я учился два года, моя старшая сестра Ольга — с самого приезда в 1960-м году. Потом, когда отца перевели в Волгоград, до получения квартиры я полгода «пересиживал» в 43-й школе и потом уже до выпускного учился в школе №10. Помню и люблю свою «десятку». Но, знаете, воспоминания о первых классах в Сибири особого рода. Они таковы, что неизменно подступает комок в горле.

Интересно, что в Волгограде в политехнический институт в 1972 году поступили сразу три бывших ученика Саянской школы. Кроме меня, еще Витя Мазин и Володя Харитонов. Представляете, что в начале шестидесятых мы вместе пошли в первый класс где-то в таёжной Сибири! А потом, спустя пятнадцать лет, встретились случайно в одном вузе в городе-герое на Волге, очень удивившись зигзагам судьбы.

К началу 60-х годов относится моё первое воспоминание о военном параде. По случаю 9-го мая на стадионе в центре военного городка был парад. Наши отцы и солдаты прошли в торжественном строю, а мы, их дети и жёны, собрались вокруг поля и восторженно смотрели за происходящим. Стадион – громко сказано. Это было абсолютно «лысое» футбольное поле с воротами без сетки и несколькими сколоченными из досок скамейками. Но для нас стадион стал частью жизни в сибирской глуши. Там мы гоняли мяч, там проходили некоторые уроки физкультуры, там болели за команды «своих» батальонов и подразделений. В смысле, тех, в которых служили отцы. Отлично помню, как мой папа шагал во главе небольшого расчёта своей части. И все военные очень старались держать строй, чётко выполнять команды. Конечно, не Красная площадь, но волновались они не меньше. Ведь за ними наблюдали их самые главные зрители – близкие и любимые. И ещё одна особенность того парада. На мундирах всех офицеров блестели на солнышке ордена и медали. Не юбилейные, а боевые. За взятие городов и сёл, за форсирование рек… За мужество и героизм. Ведь практически все они были фронтовиками. И тогда не принято было как-то по-особенному чествовать участников Великой Отечественной. Можно сказать, мы гордились своими отцами, но вслух никто не называл их героями. Просто – прошедшими войну. С тех пор я видел много больших и малых парадов, но тот, в Саянской, посреди сибирской тайги, остался в моей памяти на всю жизнь.

Сибирским коллегам из «Саянского вестника» премного благодарен за память о тех, кто пришёл в их край почти шесть десятилетий назад и возводил посёлок с первого колышка.

Михаил Ильич Вержба

Справка:

Михаил Ильич Вержба родился в 1955 году. Его отец Вержба Илья Владимирович был военным врачом. В 1960 году в составе 19-й бригады железнодорожных войск его перевели на строительство трассы Абакан-Тайшет. На станции Саянская 1 сентября 1962 года Михаил пошёл в первый класс. Школа тогда ещё располагалась в здании 44-ого строительного батальона, но в октябре 1962 года для школьников открылось новое просторное здание. В 1964 году семья Вержб уехала в Волгоград, куда перевели отца семейства. Там Михаил Ильич закончил школу и Волгоградский политехнический институт. Живёт в Москве. Работает руководителем службы информации Федерации тенниса России и пресс-секретарём Ассоциации лыжных видов спорта РФ.